Гроза в горах

Статьи, очерки, заметки, наблюдения и т.п.
Аватара пользователя
Крохин Александр
Catcher
Сообщения: 154
Стаж: 9 лет 5 месяцев
Имя: Александр
Фамилия: Крохин
Страна: Россия
Город: Лобня
Специальность: Инженер-экономист
Виды птиц: Насекомоядные
Благодарил (а): 57 раз
Поблагодарили: 220 раз
Возраст: 77

Гроза в горах

Сообщение Крохин Александр »

Гроза в горах

● Каникулы во Владимировке
В Баку мы с бабушкой жили вдвоём, в небольшом домике, у завода «Бакинский рабочий». Мамы временно с нами не было - она уехала в наше родное русское село, расположенное в предгорьях, в ста семидесяти пяти километрах северо-западнее от столицы Азербайджана, и устроилась на работу в колхозе.
Закончился последний день занятий в школе.
- Ура! С завтрашнего дня начинаются летние каникулы! Меня перевели в третий класс!
Вечером стал собираться в дорогу. Я любил проводить летние и зимние каникулы у мамы во Владимировке, где я родился, научился ходить, говорить. Быстро собрали мои нехитрые пожитки, а утром отправились на автовокзал. Бабушка посадила меня в рейсовый автобус «Баку-Куба», а через три часа, в городе Кубе, я оказался в объятиях мамы. Еще через полчаса были дома.
Владимировка - это большое село, в пяти километрах от Кубы. Расположено на возвышенности левого берега реки. Настоящий райский уголок! Перед селом дорога раздваивается. Правая проходит вдоль центральной улицы села. С обеих сторон дороги село украшают высокие и стройные пирамидальные тополя. Есть ещё две нижние улицы, вначале проходящие параллельно центральной, но затем соединяются с ней несколькими переулками. Вторая, широкая асфальтированная дорога, по низине проходит мимо села, на север, в Дагестан и далее на Ростов.
Каждая семья имела великолепные участки-сады с разнообразными фруктовыми деревьями и плодовыми кустарниками. В огородах выращивали картофель, огурцы, помидоры, кукурузу и подсолнух. В землю что ни посади – всё вырастет, только поливай. Вода отводилась в каждый двор от двух канав, несущих быстрые и мутные воды вдоль центральной улицы.
Кроме фруктовых деревьев, во всех подворьях росло по несколько высоких и раскидистых тутовых деревьев, или тутовников, как все их называли, ветви которых, два-три раза в июне оббивали палкой от сладких, мелких и нежных плодов. Деревьям было не менее пятидесяти лет. Залезешь, бывало, на дерево повыше и срываешь самые спелые и самые крупные тутовые плоды, заедая краюхой мягкого хлеба. Вкусно!
Обычно вся семья участвовала в сборе обильного урожая. Один, наиболее сильный мужчина, залезал на дерево с увесистой палкой и с силой бил ею по ветвям. Приходили соседи и помогали держать огромное квадратное полотнище на весу, передвигаясь по окружности вокруг ствола дерева, иначе спелые плоды, дождем падая с большой высоты, могли превратиться в кашу. Затем, иногда вместе с палаткой переходили к соседям и процедура сбора урожая повторялась.
Часть плодов сразу подавали в тарелках на стол для еды, из другой части варилось варенье. При варке на поверхности выделяется медообразная пенка, называемая душапом, которая тут же снималась в отдельную посудину и подавалась детям.
Я любил макать блины или пышки в душап и съедать, запивая душистым
чаем, заваренным на травах. Основной сбор закладывался в бочки и накрывался старым ватным одеялом для брожения. Самогоноварение было обычным делом, но пьяных можно было встретить редко, да и то только по большим праздникам и на свадьбах.
Неширокие долины, разросшиеся множеством больших старинных садов, разделяли село от реки и предгорий. Каждый сад имел свое название – «Татарский», «Зинин», «Карлики», «Дудин» и т.д. По периметрам старинных садов, деревья, в большинстве своём, оплетённые диким виноградником и хмелем, создавали ощущение настоящих непроходимых джунглей. В садах росли и плодоносили различные сорта яблонь, груш, слив, абрикосов, черешен, персиков - всего не перечислишь. Самые вкусные кубинские яблоки и груши славились не только в Азербайджане, но и в России. На полях выращивали всевозможные овощи и ягоды; колосились пшеничные и кукурузные поля.
От села вправо уходила грунтовая дорога. Справа и слева от этой дороги тянулись яблоневые сады. По обочинам стояли деревья: старые дубы и древние белые ивы, с толстенными, причудливо изогнутыми стволами с многочисленными дуплами. Этот зелёный изгибающийся коридор представлял собой широкую тропу, подобную индийским джунглям. За каждым стволом или в густых зарослях, казалось, прятались неведомые звери и чудовища.
Дорога выходила к огромному старинному черешневому саду, с шутливо-сказочным названием «Карлики» и далее, можно было добраться до следующего русского села, называемого Петропавловкой. Всего-навсего, надо было пересечь речку через неглубокий брод. К саду примыкал большой овраг, протяженностью около километра. Овраг имел форму вытянутой дуги, изогнутой влево, будто какой-то исполин плугом разрезал и разворотил землю на две части.
Одна сторона, по внутреннему радиусу - глинистая, отвесная. Её облюбовала колония красивейших птиц - золотистых щурков. К их основной добыче относятся пчёлы, осы, шмели, а также летающие жуки, стрекозы и цикады. То и дело в обе стороны вдоль оврага пролетали стрелой эти изумительные творения природы, цеплялись за неровности глиняной стены и снова срывались в стремительный полёт.
Щурки роют глубокие норы. В большинстве случаев норы имеют длину от 1,0 до 1,5 м., иногда до 2,7м., располагаются на высоте от трёх до четырёх метров. Со всех сторон раздаются их голоса – «фррры-фррры-кррры». Птицы охотно присаживаются на веточки, чтобы потом, заметив пролетающую добычу, погнаться за ней и поймать. Летают щурки легко и красиво, часто, на некоторое время, задерживая крылья в горизонтальном положении, скользя на них по воздуху.
Там же встречаются норы не менее красивых птиц - сизоворонок. Часто, вдоль дорог, на проводах можно было увидеть этих замечательно окрашенных птиц и услышать их призывной крик – нечто среднее между «рээк-рээк» и «раак-раак», поэтому птица имеет ещё одно название – «ракша». Освещенная солнцем, словно живой изумруд, сизоворонка всегда привлекает к себе внимание людей. Зеленовато-голубоватый цвет, светло-коричневая спинка и чёрные кончики крыльев. Когда она срывается с сухой ветки или с провода в прямолинейный полёт, сверкает ослепительно фиолетово-синей краской нижней части крыльев. Размером чуть поменьше голубя. Питается крупными насекомыми, лягушатами и ящерицами. Очень полезная птица.
Вторая сторона оврага пологая, с многочисленными извилистыми тропинками-террасками, уходящими вверх, к черешневому саду. По низу, течёт небольшой ручей, густо заросший кустарником, ежевикой, кишащий ужами и ядовитыми змеями. Я много раз находил у этого ручья взрослых и новорожденных черепашек. Овраг имел свое название – «Большая канава». За «Карликами» тянулись молодые яблоневые посадки, а между деревцами краснели плантации крупной земляники и помидоров.
Гряды вытянутых холмов, расположенных за селом, заросли лесом. Лес – это в основном - карагач, дуб, боярышник и кизил. Жители села называли холмы буграми и в разговорах между собой именовали их первым бугром, вторым и так далее. За буграми, на расстоянии около 10 километров по прямой, располагался город Кусары, населённый, в основном, лезгинами.
Отовсюду раздавалось оглушительно-звенящее пение тысяч цикад с рубиновыми точками на голове, самых разнообразных размеров. Крупные тёмно-серые с прозрачными крыльями, чёрные с жёлтыми крыльями, маленькие и крупные. Часто встречал цикад-альбиносов.
Механизм исполнения «песни» у цикад особый. На брюшке цикады расположены две мембраны, называемые цимбалами. С помощью специальных мышц цикада то напрягает, то расслабляет их. Возникающие при этом колебания и рождают стрекот. Этот инструмент снабжён усилителем - особой камерой, которая открывается и закрывается в такт колебаниям. Благодаря этому усилителю цикада является самым громким из всех «музыкальных» насекомых. Её стрекот слышен на расстоянии более чем 800 метров, а вблизи она способна заглушить даже громкий разговор. На Древнем Востоке некоторые любители даже содержали этих насекомых в специальных клетках, чтобы наслаждаться их пением в любое время.
Цикады - стопроцентные вегетарианцы. Их потомство питается корнями растений, а взрослые представители - соком различных растений. Мне нравилось наблюдать как присевшая прямо на ствол или на ветку цикада издаёт пронзительный стрекочущий звук, вибрируя всем своим туловищем. На каждом дереве их можно было насчитать несколько десятков. Часто находил на стволах и ветках деревьев засохшие оболочки перелинявших цикад с надтреснутой спинкой и ножками, крепко уцепившимися за ствол.
В легенде Древней Греции цикада помогла музыканту Эвну выиграть у Аристона соревнования по игре на арфе. Когда у арфы Эвна лопнула струна, то прилетела цикада и заменила своим пением звуки лопнувшей струны. А некоторые племена Африки употребляют цикад в пищу.
Недалеко от села протекает речка Кудиалчай, вытекающая из высокогорных ледников и впадающая в Каспийское море. Рекой её назвать трудно. Русло реки – это сеть, пересекающихся и вновь разделяющихся бурных и мутных водотоков, шириной около пятисот метров, заключенных между двумя обрывистыми берегами.
Само основание русла представляет собой сплошную гальку различного калибра, гладко отполированные водой камни, достигающие до метра в диаметре и тёмно-серый песок. В некоторых местах перейти вброд речку совершенно невозможно. Запросто может сбить с ног напором воды или перекатываемыми камнями. Булыжники, всевозможных размеров, перекатываясь в бурном потоке, создают шум, который разносится на километры вокруг, но через пару дней слух адаптируется, и на него перестаешь обращать внимание.
По берегам речка заросла многочисленными кустами акаций, ветлы, облепихи и карагача. Сами кустарники оказались в объятьях непроходимых зарослей ежевики с крупными и сладкими ягодами, причём, с самыми разнообразными вкусовыми оттенками. Местные жители называют эти ягоды ажиной, а не ежевикой. В пору созревания ажины, жители собирают ягоды и готовят варенье. Варенье закатывают в банки, а зимой оно служит приятным витаминным дополнением.
В бурных потоках речки водится рыба – усачи и краснопёрки, которые неплохо ловятся на «закидушки». «Закидушка» - это, примерно, двухметровая леска, с одной стороны привязанная на десятисантиметровую палочку. С другой, особым узлом прикрепленный к леске рыболовный крючок, с нанизанным на него земляным червем. Грузилами служили длинные гладкие голыши, которых на речке было в изобилии. Грузики крепились обычной петлёй на некотором расстоянии от крючка. Палочку придавливаешь большим валуном у кромки воды, а леску, с грузилом-камнем забрасываешь поперёк течения речки. Как заметишь, что леска натянута вдоль берега, а не поперёк, как изначально заброшено, значит, почти наверняка, рыба попалась.
Отовсюду доносилось пение различных птиц. Из кустов раздавались изумительнейшие трели соловьёв, с деревьев разносились флейтовые переливы славок черноголовок. С криками, много выше деревьев, стремительно пролетали стрижи, деревенские и городские ласточки.
Ласточки-касатки лепили гнезда повсюду, под крышами на стенах домов, на балконных балках. Огромное количество гнездилось внутри конюшен и ферм. Для этих птиц главное свобода и одновременно жизнь рядом с человеком.
У одного моего родственника птицы слепили гнездо прямо в комнате, на балке под потолком, и он убирал форточку с петель совсем, чтобы она случайно не захлопнулась от порыва ветра. А у дедушки Коли Дудина, родного брата моей бабушки, ласточки ежегодно гнездились в светлой кладовке на первом этаже, ловко залетая через вырезанное отверстие в верхней части двери. За лето, как правило, было не менее двух выводков. Крики вечно голодных птенцов раздаются не только в период их нахождения в гнёздах, но и после вылета. Часто можно было наблюдать, как большое количество вылетевших из гнезд птенцов сидят на электрических проводах, создавая пронзительный групповой щебет, а их неутомимые родители с полными клювами насекомых подлетали и наполняли их ненасытные глотки едой.
Среди пышной зелени растительности выделялись ярко раскрашенные цветы, а над головой светило яркое солнце, жаркими лучами безуспешно пытавшееся высветлить голубое небо. Вдали, высоко над горами, повисли чечевицеобразные облака.
Всё предвкушало интересное, заполненное приключениями лето.
● Гроза в горах
Мама работала дояркой на колхозной ферме, и рано, до рассвета, уходила на работу. Поздно вечером, после вечерней дойки, она сообщила мне, что через три дня весь персонал фермы, с коровами, телятами и оборудованием переселяется на всё лето в высокогорье, на альпийские луга. Над пастбищем возвышаются только две белые шапки горы Шах-Дага, зимой и летом покрытые снегом и ледниками. Меня решили взять с собой, чему я был безмерно рад. Это путешествие я сразу сравнил с приключениями Робинзона Крузо и кругосветным плаванием Магеллана.
За эти дни успел обойти всех своих многочисленных родственников и друзей. Зная моё увлечение всяческой живностью, один родственник подарил мне клетку с двумя отделениями. В одном сидел седоголовый щегол, а в другом - маленькая полевая мышка с отрубленным лопатой хвостом. В придачу получил мешочек с разнотравьем и подробную инструкцию по кормлению и содержанию обоих питомцев.
Щегол – очень красивая птичка с бело-бурым окрасом, с блестящими чёрными крыльями и хвостом с белыми пятнами. Наряд дополнен широкими золотистыми зеркальцами на крыльях и ярко-красной «маской» вокруг клюва.
В Баку, на «Кубинке», перед входом на рынок, часто встречал одного пожилого инвалида с совершенно ручным и смышленым щеглом, сидящим на клетке и исполняющим свои переливчатые щебетания. Щегол, по просьбе прохожих, вытаскивал из коробочки скрученные в трубочку гадальные билетики. Очень уж хотелось мне иметь такого умного, хорошо поющего друга и вот, наконец-то, щегол появился и у меня.
Несколько раз за день, с многочисленными друзьями, бегали на «песколовку» и на ГЭС купаться. «Песколовка» и ГЭС – это части искусственно созданного небольшого канала, служащего движущей силой для местной электростанции, полива многочисленных колхозных садов и частных огородов, а также для фильтрации быстротекущей мутной воды от песка. Созданный руками человека, он получил название «Наджар-канава».
С самого раннего детства, сколько себя помню, на мой вопрос «Как я появился на свет?», мама и бабушка всегда объясняли тайну моего рождения:
- Тебя случайно увидели плывущим в «Наджар-канаве» и выловили.
Меня долго мучили мысли: - почти всех моих сверстников, родных и знакомых, находили в капусте; кого-то принёс аист. А как я оказался в канале и почему не утонул?
Канал питается водой из речки, а на своем конечном пути, с вполне естественными потерями, туда же и возвращается. Когда шлюзы закрывают, углубленные бетонные чаши заполняются водой и можно купаться, нырять и плавать, пока не устанешь. После купания ребятня часами загорала под жаркими лучами солнца так, что красно-бордовая поверхность кожи пузырилась и слезала огромными лоскутами и не по одному разу за лето. За лето загар ложился на тело таким плотным тёмно-коричневым слоем, что не сходил потом несколько месяцев.
К путешествию в горы готовился очень тщательно. В сумку положил несколько книг моего любимого писателя Майн Рида, почти все произведения которого я перечитал, планшет с альбомом для рисования, акварельные краски, кисточки и карандаши. Намеревался рисовать с натуры горные пейзажи.
С раннего утра, в назначенное время, наш караван тронулся в путь. Караван - это десятка два фургонов, заполненных различным грузом и запряжённых тройками лошадей. Пока складывали оборудование, палатки для жилья и личные вещи в фургоны, огромное стадо коров, погоняемое конными пастухами, ушло далеко вперед. Телята, среди которых были совсем маленькие и слабые, плелись отдельно. После Кубы догнали стадо и далее ехали, а вернее, шли пешком одной узкой, но длинной лавиной.
Путь был тяжёлым, спуски чередовались продолжительными подъёмами. Грунтовая дорога петляла через горные леса, заросшие вековыми деревьями. Приходилось пересекать бурные речки с прозрачной голубоватой водой. К вечеру сделали привал. Для привала выбрали огромную ровную поляну, со всех сторон окружённую лесом.
Доярки приступили к своей непосредственной работе. После дойки, пастухи засуетились, стали громко покрикивать на коров, защёлкали кнутами. Огромное стадо надо было сосредоточить в одном месте, на большой поляне, посреди леса. Животные, словно понимая, что от них требуется, укладывались на ночлег. Я со своими питомцами пристроился в повозке на каком-то тряпье, под высокой и раскидистой чинарой.
На юге очень быстро темнеет. На фоне тёмных веток то и дело мелькали тени и слышались крики потревоженных птиц. На поляне догорал огромный костёр. Блики от пламени костра превращали деревья в сказочных чудовищ. Пастухи, доярки и другие работники фермы разделились на мелкие, обособленные группы и делились впечатлениями о дневном переходе. Постепенно голоса начали стихать, только изредка раздавался глуховатый лай огромных сторожевых собак – лохматых «кавказских» овчарок с купированными ушами и хвостами. Собаки помогали пастухам охранять стада, хорошо знали свою работу и следили, чтобы ни одно животное не ушло в лес. Долго смотрел на тёмное небо, усыпанное крупными звёздами, и незаметно для себя заснул.
Утром, после дойки, продолжили путь. Вскоре лес закончился и начался длинный волнообразный подъём в горы. Стадо медленно шло широким фронтом, как на приступ стратегического объекта, при этом, успевая на ходу подцепить языками сочную травку и съесть. День обещал быть солнечным. Пахло луговыми травами, выстрелившими вверх белыми, жёлтыми, голубыми и красными цветами. Кавказские «альпийские» луга!
К середине дня дошли до конечного пункта с неблагозвучным названием Илях. Расположились на пологой с двух сторон горе, заросшей высокой травой. Впереди внизу протекала горная речка, по всей видимости, впадавшая в Кудиалчай, а далее, над ней нависали почти отвесные скалы, уходящие высоко в небо и заканчивавшимися снеговыми вершинами.
Загоны для коров и телят были приготовлены заранее. Для пастухов не составило особого труда отсортировать и разместить животных в загоны, огороженные жердями, вырубленными в ближайших лесах. Оставалось поставить палатки. Мужчины принялись за дело: разметили на земле прямоугольники по размеру палаток и вбили колышки, натянули верёвки и начали снимать дёрн на глубину штыковой лопаты. После того, как основание было готово, стали их устанавливать. повеяло прохладой. Кто-то разжёг перед входом в палатку большой костёр. Женщины заносили части четырёх металлических кроватей с сетками, собирали и готовые кровати ставили вдоль противоположных стенок.
Внезапно недалеко сверкнули молнии, загрохотало. Над нами быстро начали собираться свинцовые облака. Вихревые восходящие потоки воздуха создавали воронки и поднимали с поверхности земли пыль, сухую траву и обрывки каких-то бумаг. По лицу ударили крупные капли дождя. С каждой минутой дождь усиливался. Молнии вспыхивали прямо над головой, небо раскалывалось от ужасного грохота. Работу ускорили. Невзирая на ливень, начали натягивать и укреплять палатки снаружи.
Раздался раскат грома такой силы, будто Шах-Даг раскололся на несколько частей. Все кинулись внутрь палатки: переждать начавшуюся грозу. Женщины складывали узлы под кроватями, а мужчины уселись на металлические сетки и что-то обсуждали. Я тоже сел на кровать, а клетку пристроил на коленях.
- Саша, - обратилась ко мне мама, - пожалуйста, не мешай, пройди к входу и подожди там. Я разберу узлы и мешки, потом подойдёшь и сядешь.
- Нет, я посижу рядом, у меня клетка, – возразил я.
Препирались мы недолго. Внутри палатки сверкнула яркая вспышка. Грохота я уже не слышал. Очнулся от боли во всем теле. Хотел пошевелиться, но не смог. Открыл глаза. У изголовья голосила мама. На моих боках и ногах лежали мокрые пласты земли. Ярко светило солнце, на небе не было ни облачка. Гроза исчезла так же внезапно, как и началась.
- Пацан очнулся, - сказал кто-то, - электричество всё вышло, можно откапывать.
Меня откопали и приподняли. Огляделся и увидел рядом пустую клетку с открытыми дверцами. Бездыханные тела щегла и мышки валялись рядом. От нестерпимой боли, от непонимания того, что произошло, от жалости к своим питомцам я заревел.
Вокруг нас бегал Николай Тимофеевич, наш самый главный начальник, читал молитву «Отче наш» и повторял:
- Господи! Спаси и помилуй! Господи! Спаси и помилуй!
Он был моим родственником, двоюродным дядей моей мамы. Его ноги были в ожогах, от ужаса произошедшего, он пытался прочитать полузабытые с детства слова молитвы, прося у Господа спасения и милости. Дед Николай был коммунистом с довоенным стажем, считал себя атеистом, а в этой ситуации вдруг вспомнил о Боге. Много-много лет спустя один из его внуков мне рассказал, что он смолоду и до старости охоч был до женщин, но после той грозы внезапно переменился, стал примерным семьянином и на женщин вовсе перестал обращать внимание. Будучи в зрелом возрасте, вспоминая этот случай, я понял, что у каждого человека в душе Бог, к Богу он всё равно, рано или поздно, но придет.
Не помню как, но машинально положил щегла и мышку в клетку и закрыл дверцы. Мышка зашевелилась, зашевелился и щегол, а через несколько минут оба прыгали и бегали, как ни в чём не бывало. В торцевых сторонах палатки зияли две огромные дыры, от костра не осталось никаких следов, ни углей, ни головешек. Осталось едва заметное углубление с черным кругом выжженной земли. Одни были уверены, что в палатке взорвалась шаровая молния, другие утверждали, что молния прошла от облака через палатку и ударила в костер. Так или иначе, Ангел-хранитель отвёл от меня большую беду. Стоял бы я там, где указывала мама, то молния могла бы пройти через меня насквозь.
- Срочно запрягайте лошадей и готовьте фургон. Раненых надо быстрее доставить в городскую больницу. – скомандовал Николай Тимофеевич.
Ожоги были у многих, находящихся в палатке в момент удара молнии, но незначительные. В основном, слегка пострадали икры ног, которые соприкасались к металлическим деталям кроватей, и кисти рук. Меня и ещё одну женщину-доярку, тетю Раю Грес, как самых тяжёлых пострадавших, уложили в повозку, на матрасы, набитые толстым слоем сена. Мама села рядом.
Возничий легонько ударил кнутом по спинам лошадей, и мы поехали в обратный путь. Тётя Рая мужественно переносила боли, неизбежно возникающие при каждом толчке на ухабистой дороге. Я хорошо знал её детей, моего ровесника Виктора и маленькую дочь Таю. Домой вернулись глубокой ночью, а утром на колхозной машине нас отвезли в кубинскую больницу. Тётю Раю сразу положили в больничную палату, у неё оказались серьёзные ожоги живота и ног. Во время грозы она сидела в палатке на кровати и держала на коленях и у живота металлический таз с продуктами.
Медсестра обработала мои раны какой-то жидкостью, присыпала весь обожжённый зад стрептоцидом, а доктор сказал, что раны не опасны и до свадьбы всё заживет. Мама рассказала доктору, как пострадавшим оказывали первую помощь, закопав в землю.
Доктор на это ответил:
- Могли бы вообще угробить. Электричество в теле не задерживается, а комья земли затрудняют дыхание и могут вызвать остановку сердца. Согревать человека в таких случаях надо, в тёплое одеяло укутать. Эх, темнота, темнота!
Дома, вернувшись из больницы, узнал, что молния убила двух пастухов. Меня мама оставила на попечение своей родной тётки Марии Шашориной, а сама уехала обратно в горы.
У тёти Марии было в то время трое детей, от восьми до тринадцати лет, ожидался четвёртый. Старший – Саша, спокойный, уравновешенный паренёк. Негласно все его считали старшиной.
Средний – Павлик, конопатый и очень шустрый. Его пышную, горящую на солнце рыжую шевелюру можно было видеть одновременно везде.
Младший – Толик. Самый самостоятельный и деловой. Несмотря на малый возраст, мог отнести десяток куриных яиц на базар в Кубе и продать, а с базара принести домой полную сумку различных продуктов. Большой любитель пробовать на вкус всё съестное, что было выставлено на прилавках.
Муж тети Марии – дядя Володя, инвалид войны, работал колхозным сторожем. На работу уходил с двустволкой. Часто приносил домой маленьких зайчат, чудом уцелевших от острой, как бритва, косы, а один раз приволок застреленную рысь, за которую получил денежную премию.
Нам была предоставлена полная свобода в действиях. Мы могли гулять где угодно, купаться и загорать, ловить рыбу в реке, помогать колхозу в сборе любого урожая, зарабатывая на семью трудодни, но тетей Марией был установлен строгий распорядок, который нельзя было нарушать. Завтрак, обед и ужин подавался в определённое время. В обязательном порядке надо было сначала вымыть руки с мылом, умыться холодной водой, а затем садиться за стол. Двор и улицу перед домом надо было поливать, чтобы не было пыли, и подметать ежедневно, по очереди. В каждую субботу проводилась генеральная уборка всего дома и стирка белья, топилась баня. На ночь всем ребятам стелили общую постель на глиняном полу в большой комнате.
Рано утром просыпался от запаха борща и треска дров в русской печке. На тарелке, высокой стопкой, румянились горячие пышки. После того, как прогорали дрова и выгребались все угли, в печку закладывались чёрные металлические формы с хлебами.
Мышка моя вскоре сбежала, но в конце лета попалась в мышеловку. На воле заметно стала крупнее, но из дома не ушла. Я её узнал по желтоватому цвету шёрстки и обрубленному хвосту.
В селе летом мне посчастливилось наблюдать одно редкое явление. Вдоль всей улицы, каждое бревнышко многочисленных мостиков, каждая палка в огородах, на улице, в саду, несколько ночей подряд светились фосфорическим светом. Только много лет спустя я понял, что наблюдал уникальный эффект природы, который называется «хемилюминисценцией». Определенное сочетание влажности воздуха, атмосферного давления и температуры могут создавать такой эффект. Среди наземных обитателей светящихся организмов немного: колонии некоторых бактерий, отдельные виды грибов и насекомых; их свечение, как правило, непрерывное. Кстати, свечение древесных гнилушек происходит в результате химических процессов при окислении.
● Вновь у подножья Шах-Дага
Раны мои вскоре затянулись, о случившемся напоминали небольшие шрамы, а вскоре я снова оказался в горах вместе со своим щеглом. Меня подвез односельчанин, который регулярно привозил с пастбища масло и сливки в сельский магазин.
Несмотря на малый возраст, всегда старался чем-то помочь маме. Не трудно было научиться крутить ручку сепаратора, но это был тяжёлый труд. Сепаратор – это механизм, который делит молоко на сливки и обезжиренное молоко. На пастбище в горах научился взбивать в баке сливки похожей на биту деревяшкой, катать в кругляшки масло, и даже доить коров. Взбивать сливки – это, я вам скажу, работа, требующая особой сноровки и выносливости. Чуть сильнее удар, и из бака могут вылететь крупные массы сливок, а потом приходилось оттирать лицо и прочищать глаза.
Много бродил по горам и наблюдал жизнь ящериц, змей и птиц. Наши предки передали нам в генах отвращение и ужас, охватывающий нас при виде извивающихся скользких тел, но, вместе с тем, змеи притягивают необычностью своей жизни: способами передвижения, охоты, питания и разнообразием окраски. Я хоть и побаивался близкого общения со змеями, тем не менее, разнообразные пресмыкающиеся меня привлекали.
В очередную прогулку, у большого камня обнаружил лежащую огромную кавказскую гадюку, которая свернувшись, положила голову на верхнее кольцо своего тела и, не мигая, наблюдала за мной. Я с расстояния двух-трёх метров тоже наблюдал за ней. Было страшновато, но змея как магнитом притягивала меня красотой и симметричным рисунком. Основная окраска красно-коричневая, а по всей длине, сверху зигзагами проходит широкая чёрная полоса. Тело гадюки было блестящим, словно только что покрашенное бесцветным лаком.
Долго мы наблюдали друг за другом. Раздвоенный язык змеи постоянно высовывался из закрытой пасти. Лёгкие передвижения колец свидетельствовали, что она нервничала. Первыми не выдержали мои нервы.
- Пока-пока! – тихо произнес я, развернулся и быстро ушел.
Змея часто, в одно и то же время, в одном и том же месте, лежала в тени, у нагретого солнцем камня, а вокруг было очень много норок различных грызунов, так что недостатка в питании у неё не было.
Однажды я чуть не заблудился. Большое облако приблизилось неожиданно, окутало всё белым месивом, стало прохладно. Не видно было своих ног и вытянутых рук. Через несколько секунд не знал, в каком направлении мне идти и, на всякий случай, остановился изамер. В горах всякие передвижения вслепую очень опасны. Время тянулось долго. Стало светлее и, наконец, сверкнули лучи солнца, а облако поползло дальше. Я не стал дожидаться второго и со всех ног помчался к нашему стану.
Клетка с щеглом стояла на тумбочке в нашей палатке, но я, каждый вечер, когда солнце уже не пекло, выносил щегла и ставил клетку на большой валун. Сам всегда находился рядом, читал книги или рисовал. Щегол стал почти ручным, всегда был рад спеть свою щеглиную песню, начиная с громких щебечущих звуков, затем следовали чистые раскаты и колокольчики, похожие на звуки, если чайной ложечкой провести по стоящим рядом хрустальным бокалам. Он своим пением часто привлекал к себе неизвестных мне птиц. На камень иногда, как бы ниоткуда, присаживались красивые, разноцветные птицы, некоторые были гораздо крупнее. Крупных птиц щегол сразу предупреждал резкими выкриками «рэ-рэ-рэ-рэ», означавшими, что способен дать любой отпор обидчику.
Любопытно было посидеть на клетке и мелким птичкам с красной шапочкой на головке. Они что-то на своём языке щебетали щеглу, по-видимому, последние птичьи сплетни и улетали. А щегол после такого общения заливался продолжительными трелями. Только через несколько лет, по картинкам в справочниках, я понял, что видел различных чеканов, пёстро-каменных дроздов, больших чечевиц, каменок и красношапочных вьюрков.
В июле произошло ещё одно событие. Проснулся рано утром от громких голосов, смеха и топота. Было темно. Доярки, живущие с нами в палатке, не смогли выйти наружу на утреннюю дойку. За ночь выпало много мокрого снега и засыпало полог палатки. В полной темноте они пытались приподнять боковые стенки, но и они не поддавались, так как ещё при установке были присыпаны грунтом. Нас откопали снаружи пастухи.
Когда все вышли из палаток, то увидели вокруг покрытые белым снегом горные луга. Было холодно. Тут же скатали из снега три огромных шара. Взгромоздили их друг на друга. Получился снеговик. Морковка для носа быстро нашлась, углей для глаз и рта было достаточно. К одиннадцати часам утра от снега и от снеговика ничего не осталось, а через пару часов земля была совершенно сухая. Жизнь потекла в обычном ритме, но разговоров об этом событии было немало и в последующие годы.
● Прогулка на «Кукурузнике»
Каникулы заканчивались, надо было возвращаться в Баку, к бабушке. Щегол успешно перелинял, а в конце лета я выпустил его на волю в шумную стайку его седоголовых собратьев, перелетавших вдоль берега речки от одного куста облепихи до другого. В последний воскресный день в августе я с мамой поехал в Кубу, на аэродром.
По выходным самолёт Ан-2 за небольшую плату катал всех желающих ощутить воздушный океан и увидеть родные просторы с высоты птичьего полёта. Купили билеты и заняли очередь. Через двадцать минут уселись на свои места в самолёте. Взревел двигатель. Вращающийся с огромной скоростью винт резко потянул машину вперед. Толчки шасси о неровности аэродрома быстро прекратились, самолёт повис в воздухе, а сердце замерло от необычного ощущения. Наш самолёт стремительно набирал высоту.
Все прильнули к круглым иллюминаторам и во все глаза наблюдали, как земля уплывает вниз и всё, что осталось внизу, быстро меняется в размерах. Горы и холмы вдруг стали выравниваться, становиться плоскими, домики стали казаться игрушечными кубиками, поля обрели ровные, прямоугольные очертания, окрасились в яркие тона.
Второй пилот, наблюдавший за пассажирами, заметив мои, тоже ставшие квадратными глаза, вышел в салон, взял меня за руку и завёл в кабину, сказав, чтобы крепко держался за оба пилотских сидения и смотрел вперёд.
В самолёте меня поразило обилие различных приборов, кнопок, тумблеров и рычажков. Кнопки и тумблеры были справа, слева, наверху и даже на штурвале. Стрелки на приборах что-то показывали и подрагивали, многие индикаторы светились красными, зелёными и жёлтыми огоньками. Впереди, перед кабиной, серебристым полупрозрачным диском вращался винт.
На голове у пилота были одеты наушники, и он постоянно с кем-то переговаривался, хотя микрофона я не заметил.
- Как они могут всё это запомнить? Столько приборов, кнопок, лампочек, – подумал я, – многому надо научиться, чтобы стать пилотом.
Мне лётчики показались людьми особой породы.
С этого места в кабине, где стоял, обзор был великолепный. Я увидел слева всю Кубу, речку, за речкой Красную Слободу – старую еврейскую часть города, а справа, за речкой - своё село.
Мы перелетели речку и поднялись под самое облако. Мимо проносились косматые, рваные и тёмные куски тумана, свисающие из облака. Иногда по стеклам кабины пробегали струйки дождя. Самолёт то проваливался вниз, а тело ощущало подобие невесомости, то его подбрасывало вверх, и я чувствовал, как ноги с силой притягивались к полу, подгибались, а голова тяжелела.
- Воздушные ямы? - спросил я у пилота справа.
- Нет, - ответил пилот на мой вопрос, - это нисходящие и восходящие потоки воздуха. Но люди, по неграмотности, часто называют попадание самолёта в нисходящий поток «воздушной ямой».
Я заметил, что мы развернулись и летели в обратном направлении. Самолёт начал снижаться. Земля приблизилась стремительно, шум двигателя стал тише и через несколько секунд шасси плавно коснулись земли. Приземление было гораздо мягче, чем взлёт. Самолёт остановился, дверь открыли, и пассажиры по небольшим откидным ступенькам выходили и спрыгивали на землю.
Я выходил последним в сопровождении второго пилота.
- Ну, как? Понравилось летать? Я думал, что тебе стало плохо, но ты молодец! Приходи ещё.
- Летать здорово, но через несколько дней уезжаю в Баку, - ответил я, - первого сентября надо идти в школу.
Если до этого дня моей мечтой было стать дрессировщиком зверей в цирке или капитаном дальнего плавания и посетить разные страны и континенты, то сегодня твёрдо решил стать лётчиком и был очень благодарен маме за этот замечательный подарок. Пройдет всего семь лет с этого памятного полёта, и мечта моя частично осуществится. Именно на этом аэродроме я совершил свой первый самостоятельный полёт на планере. А с самолёта Ан-2, за свою лётную спортивную жизнь, совершил сотни прыжков с парашютом.
Во Владимировку в последующие годы часто приезжал на каникулы отдохнуть душой и телом, а когда стал работать, то во время каждого отпуска старался навещать родных, которых у меня там было великое множество. Чаще всего останавливался у деда, Дудина Николая Григорьевича или у Шашориных, иногда у Блохиной Веры Тимофеевны, моей тёти.
А.Крохин

Вернуться в «Записки охотника»